Читать книгу "Лабиринты веры  - Эллен Грин"

Мари поднялась.

«Пойду я. Так будет лучше». Она сняла апостольник, провела рукой по волосам и запахнула на себе длинное пальто сестры.

Клэр опустила взгляд на отца.

«На одну ночь»…

Мари открыла глаза и внимательно, впитывая в себя все детали, посмотрела на распятие на стене. Та единственная ночь превратилась в целую жизнь. Всю жизнь они вынуждены были бежать, скрываться, лгать – и все ради отца, которого они едва знали. Да, они поступили правильно, но разве тогда Мари могла в полной мере осознать, какой груз придется нести ее сестре? Разве она могла предположить, что то решение в конечном итоге приведет ее к гибели?

Мари была уверена: убийства прекратились еще до того, как он заявился в ее келью. Последний из четверых. Спокойный, порочный и все еще озлобленный, хотя прошло двадцать лет. Последняя нить, тянущаяся к тому страшному бедствию.

Ей очень хотелось продолжить разговор, выяснить все аспекты, убедиться, что он заявился в конвент не для того, чтобы проверять ее, сблизить ее с Авой, а потом убить обеих. Но когда она пришла к нему, его не оказалось дома, и она, ослепнув от яркого света прожектора над соседней дверью, испытала облегчение.

Мари смахнула слезы и вытерла руки полотенцем. Если он начнет давить на нее и торопить, у нее не останется иного выбора, кроме как быстро нанести ответный удар, причем такой, чтобы он испугался и сбежал. Она улыбнулась и посмотрела на свое оружие. «Полароид». Теперь следующий шаг – его.

Глава 25

Три бутылки «Пино нуар» от «Миддл систер», разделенные на двоих, сшибли меня с ног. Вообще-то бо́льшую часть вчера выпила я. Допила последний глоток из своего фужера и скатилась на пол. Открыла глаза спустя какое-то время, бухая, полуживая. Меня тошнило, но чтобы добраться через холл до ванной, нужно было двигаться. Я еле слышно чертыхнулась. Больше никогда не буду пить. Во всяком случае, столько. И никакого красного вина на пустой желудок.

Моя китайская еда стояла на краю стола почти не тронутая. Вчера я съела кусочек мяса с брокколи, но еда оказалась тяжелой, а во рту после нее остался сальный привкус. Сейчас, когда я увидела картонный контейнер и учуяла слабый запах соевого соуса, мой желудок скрутил спазм. Я успела подтащить к себе металлическую корзину для мусора до того, как меня вырвало. Причем вырвало красной жидкостью. Я испугалась, что мой кашель разбудит Рассела, но его в комнате не было. Я обрадовалась, что он не стал свидетелем одного из моих лучших моментов. И тут я ощутила холод в районе сосков. Оглядела себя. Моя грудь прижималась к металлической корзине, и ее не защищали бюстгальтер и блузка с длинными рукавами. Моя грудь была голой.

Я перекатилась на бок и обнаружила, что голая у меня не только грудь, но и все тело. Что произошло? Мне удалось кое-что вспомнить, продравшись через хмельной туман. Я дурачилась, хохотала, позволяла себе кое-какие вольности. Гладила его по спине, пока он подолгу смотрел альбомы. Приглашала его лечь на пол вместе со мной и в хронологическом порядке реконструировать жизнь Росса. Он не сопротивлялся, это я точно помнила. Черт… Я убрала с лица волосы. Передо мной возникла картинка, как мы с ним целуемся. Мы лежим, я чувствую его мягкие губы. Потом смеемся. Его руки скользят по моему телу. Я не могла притворяться, что все это относится к той серии, что «я была пьяная, ничего не помню, моей вины тут нет». Потому что я все помнила. Во всяком случае, бо́льшую часть. Я не могла восстановить в памяти подробности соития, но все, что вело к нему, постепенно обретало четкие формы в моем сознании. Как он обнимал меня, как он расстегивал мою блузку… Черт.

Я заставила себя встать и побрела к двери. Мне нужен был «Мотрин» и стакан холодной воды. Проходя мимо Рассела, который, свернувшись калачиком, спал на моей кровати и посапывал, я приподняла край одеяла. Рассел был голым. Он лежал так, что мне была видна его задняя часть. Я отпустила одеяло. Может, мы не дошли до самого конца? Может, он остановился? Господи, как же я на это надеюсь!

В ванной я прижалась лбом к холодной плитке. Мирное выражение на лице спящего Рассела помогло мне справиться с желанием еще раз метнуть харч. Я открыла глаза и впустила в помещение свежий воздух. Он уменьшил пульсацию у меня в голове и успокоил желудок. Я понимала, что нужно как можно скорее выбираться из той неразберихи, что я сама и создала. Бежать – это у меня всегда получалось лучше всего.

Я вытерла рот полотенцем и включила душ. Надо брать себя в руки. Помыться и одеться. Надо повидаться с Мари. Она – единственная, кто может ответить на вопросы о фотографиях с Мопсом. Надо успеть к ней до утренних молитв.

Я натянула на еще влажное тело джинсы и свитер с высоким воротом и взяла свою сумку. Рассел все еще сопел в моей кровати, его голова лежала на подушке под неестественным углом. Я подумала о том, чтобы разбудить его, но отказалась от этой мысли. Не хотела затевать разговор о том, как мы, полураздетые, катались по полу. О своей наготе, о том, как он оказался в моей постели. Я провела рукой по его затылку, зарываясь пальцами в мягкие волосы. Он зашевелился от моего прикосновения, но глаза не открыл. Мне хорошо были видны густые загнутые ресницы. Я наклонилась и прижалась губами к его губам. Они были теплыми и вялыми и пахли «Пино нуар» от «Миддл систер».

Я отстранилась и подумала о Джоанне. Она прилипнет ко мне и будет выспрашивать все подробности этой ночи. Мы не общались с ней больше недели, и мне не хватало ее общества. Может, я уберу дом и устрою парадный ужин, как нормальный человек. Приглашу ее и Рассела. Наверстаю упущенное. Скажу ей, что мне нужна помощь, чтобы бросить пить. Только я знала, что больше никогда не смогу спокойно сделать глоток вина, если скажу ей такое. Я рассмеялась собственным глупым мыслям. Никогда в жизни не устрою парадный ужин. И я не нормальный человек.

Когда я приехала, в конвенте было темно. Тошнота несколько раз подкатывала к горлу, прежде чем я увидела в окошке лицо Мари. Она открыла дверь.

– В чем дело, Ава? – Отступила, пропуская меня. – Ты неважно выглядишь.

– Молебен начался? – спросила я, проходя в вестибюль.

Взгляд Мари метнулся от меня к часам.

– Я могу предупредить, что у меня срочное дело, если это важно. – Я кивнула. – Иди в мою келью. Я приду через несколько минут.

Ее келья – так называются комнаты в конвенте – напомнила мне помещение, в котором живут узники. Размером шесть футов на девять, с двумя односпальными кроватями в углу, она была абсолютно безжизненной. Тумбочка, маленький комод – и всё. То, что служило украшением комнаты, выглядело мрачным. До боли религиозным. Депрессивным. Под деревянным распятием было свободное пространство, где Мари падала ниц. О чем ты молишься, Мари?

Я принялась ходить по комнате. Я не могла допустить, чтобы меня здесь стошнило. Ванная была в конце коридора, и мое недомогание вызвало бы страшный переполох среди сестер. Поэтому я понимала: нельзя рисковать. Открыла окно и вдохнула свежего воздуха, мысленно поторапливая Мари. Но она все не шла. Мне хотелось есть. Хоть чего-нибудь. Предполагая, что у монахинь наверняка что-нибудь припасено, я принялась открывать ящики, но не нашла ничего, кроме четок. Несколько раз по периметру обошла комнату, затем открыла дверь стенного шкафа и заглянула внутрь. Монашеские одеяния, несколько слаксов и свитеров. Зимнее пальто. Я сдвинула шарф на верхней полке и увидела его. Кожаный чехол от фотоаппарата «Полароид». Ох, Мари… Я взяла его, удивленная тем, что он легче, чем должен быть бы. И уже собиралась открыть его и проверить, пуст он или нет, когда услышала шаги. Две секунды и два быстрых шага – и я сидела на кровати прежде, чем дверь открылась.